— Ненавижу… — закрыв глаза, сквозь зубы процедил Валерий.

— Зачем ты так… Я же тебя люблю. Я освободила тебя от всех обязательств, — Алинка снова громко засмеялась, вытирая ладонью с губы кровь. -

— Я тебя ненавижу… — протянул Татарин каким-то чужим, не своим голосом.

Встал, снял пистолет с предохранителя, передёрнул затвор.

— Ты не убьешь меня! — Алина с насмешкой смотрела на него. — Ты не сможешь выстрелить в женщину!

Татарин медленно поднял руку с пистолетом, направил его на любовницу и разрядил весь ствол.

— Сдохни! — спокойно сказал он, опуская оружие. Достал из кармана телефон, набрал номер милиции, но именно в этот момент от сильного удара распахнулась входная дверь, и в квартиру ворвались вооружённые люди. Через мгновение Валерий оказался прижатый к полу…

Глава восьмая

Последнее, что запомнил Татарин — это то, как в квартиру ворвались менты, вызванные соседями. Милиционеры прижали его к полу. Валерий отшвырнул от себя сначала одного, потом второго. Потянулся к пистолету, но его опередили, заломили руки за спину, последовали сильные удары по спине. Самый сокрушительный пришёлся по голове, он то и погрузил его сознание в чёрную дыру пропасти.

Очнулся Татарин в больнице СЗО на вторые сутки. Голова раскалывалась от боли, в висках стучало. Он почти ничего не соображал, перед глазами всё плыло.

В палату вошёл мужчина в белом халате. Как бы Валерий не пытался сфокусироваться на его лице, ничего не получалось — оно расплывалось, не имея чётких контуров. Врач бегло осмотрел перевязанную голову больного.

— Этого можно выписывать, — сказал он сопровождавшей его медсестре. — Хватит ему тут валяться, место занимать. Не в санатории.

Через час в палате появились вооружённые конвоиры. Пошатывающего Татарина вывели в тёмный коридор, в конце которого виднелась решётчатая дверь.

— Лицом к стене, руки за голову, ноги на ширине плеч, — скомандовал один из надзирателей.

На запястьях Валерки защелкнулись металлические наручники.

— Вперёд двигай.

Загремели ключи, открывая дверь.

— Налево. Прямо, — следовали команды, указывая Татарину нужное направление. Он двигался медленно, преодолевая новые взрывы боли. — Лицом к стене, — Послышался скрип отодвигаемого засова. — Вперёд, — Валерия втолкнули внутрь камеры…

Ночью его разбудили на допрос. Кто-то толкнул в плечо.

— На выход, Татаринов.

Валерий встал со шконки, не заметно спрятав в карман брюк заточку. Пошатываясь, направился к дверям. Тело и голову по-прежнему ломило от непонятной боли. Перед глазами плыли жёлтые круги, а руки и ноги дрожали.

— Лицом к стене, руки за голову.

И опять длинный коридор…

В комнате для допросов его ждал Захаров. Их взгляды скрестились, в них читалось отвращение, которое они испытывали, уже давно, друг к другу.

— Ну, вот мы снова и встретились, Татарин! — с усмешкой и каким-то торжеством сказал Захаров. — Теперь ты точно сядешь! И надолго.

Валерий перевёл дыхание, постарался сконцентрироваться на словах оперативника, отодвинуть болевые ощущения на второй план.

— Что шить начальник будешь? — небрежно усмехнулся Валерка.

— Убийства, рэкет…

Валерий кивнул и резко втянул в себя воздух, он снова своим резким движением вызвал новую жуткую головную боль.

— Новикову убил я, — никакого раскаяния в голосе. Татарин сожалел лишь об одном — что не успел дотянуться до пистолета и всадить пулю в себя. — Готов написать чистосердечное признание. Давай бумагу…

— Я бы на твоём месте так не спешил. Напишет он чистосердечное признание… — небрежно усмехнулся опер. — А вот не нужно мне твоё признание. Тебя взяли с пистолетом, ты стоял рядом с трупом гражданки Новиковой, твоей любовницы. И ещё у меня есть свидетели… Так что готовься, сидеть ты будешь долго!

— Эта тварь должна была умереть. Ты прекрасно знаешь, что это она убила мою жену и сына…

— А знаешь, я тебе совсем не сочувствую! — в упор глядя на Валерия, сказал мент. — И ты не имеешь права решать, кому жить, а кому умирать. Чем ты лучше её?

Татарин побледнел и сгорбился, потянулся к пачке сигарет, но тут же отдёрнул свою руку и посмотрел на опера. Если бы взглядом можно было убить — то Захаров лежал бы уже мёртвый на полу. Столько ненависти и боли мелькнуло в глазах Валерки. Но он взял себя в руки, подавляя все чувства.

— Да, ты прав я хуже её… — пожал плечами он, в глазах мелькнула ярость и решительность. — Так пристрели меня прямо сейчас. А своим скажешь при попытке к бегству…

— На, пиши своё признание, — Захаров кинул ему лист бумаги и ручку.

— У тебя как с раскрываемостью? Могу парочку глухарей взять на себя. Я подпишу всё… — Татарин издевательски засмеялся и тут же сморщился от боли. — Мне теперь всё равно…

— Ну, хватит! — разозлился Захаров. — Не хочешь по — человечески не надо! Охрана!