Аня остановилась у школы, поправила локоны волос. Не зря она промучилась всю ночь на бигудях, новая причёска слегка изменила её внешность — светлые локоны, обрамляющие лицо, подчеркнули большие серые глаза, от чего сделали облик Аньки запоминающимся.

— … его убили! — услышала Кондрашова сквозь свои грустные мысли, последние слова из бесконечного монолога подруги.

— Кого убили?

— Игоря Талькова! Ты что не слышала?

— Нет…

— Вчера на концерте в Санкт-Петербурге во Дворце спорта “Юбилейный”.

В дни августовского путча Игорь Тальков пел на Дворцовой площади. Его песни “Война”, “Я вернусь” немного грубые, но идущие от сердца стал для многих Россиян больше чем просто запоминающиеся тексты. Они затрагивали душу, в них не было затёртых слов, только чёткость изложения мысли, мысли бунтаря.

— Жалко… хорошо пел… — расстроено промямлила Аня, заходя в школу.

— Не просто хорошо, а так… Вот в каждом слове правда. Ты знаешь, как его называют?

Кондрашова помотала головой.

— Совестью России! — Юлька повесила пальто на вешалку.

— А кто убил? — Аня провела замёрзшими ладонями, по клетчатой юбке, купленной в секонд-хенде.

— Да, там какой-то скандал был. Вроде Азиза замешана.

— Азиза?

Девочки стали подниматься вверх по ступенькам.

— Привет Нюрка! — бросил Сергей, несясь вприпрыжку вниз. — Новая причёска? Тебе идёт. С днём рождения!

— Спасибо, — пробормотала Анна.

— Поляков ты куда? — насупилась Юлька.

— За ключом от кабинета Кларисса послала.

Аня села, одёрнула юбку, закрывая коленки. Не привыкла она к такой “свободной” одежде. Только в этом году разрешили свободную форму, и тут сразу же возник вопрос — что одеть? Раньше все проблемы заменяла строгая школьная форма, а теперь хотелось выглядеть не хуже одноклассниц.

Истошно зазвенел звонок, оповещая о начале урока. Кларисса Дмитриевна вошла в класс.

— Садитесь, — велела она, подходя к учительскому столу. — Первую часть урока мы посветим вашим сочинениям. И начнём мы с работы Кондрашовой.

Кларисса Дмитриевна замолчала и через несколько секунд продолжила:

— Кондрашова тебе разве неизвестно, что Булгаков — писатель упадочнический? Его религиозная пропаганда звучит в каждой главе книги “Мастер и Маргарита”. А ты выбрала именно её.

— Кларисса Дмитриевна тема сочинения была — “Любимая книга”. А моя любимая книга “Мастер и Маргарита”. И нет там никакой пропаганды. Просто Булгаков по-своему интерпретировал Евангельские события. Он именно так истолковал идеи Льва Толстого о “непротивлении злу насилием”, введя в романе именно такой образ Иешуа. Может вас смущает, что он открыто, критикует советский строй? Ну так мы же живём в свободной стране, где каждый имеет право на своё мнение.

— Так… — протянула учительница. — Значит дерзим…

— Всего лишь высказываю своё мнение, — Кондрашова понимала, что идёт на провокацию. — Мне больше нечего вам сказать, — ответила она. — Вы боитесь отступить от программы. А Михаил Булгаков есть и остаётся для меня самым лучшим писателем.

— Всё дискуссия закончена. Сядь на место. Два!

— Кондрашова абсолютна права, — вдруг сказал Сергей, вставая со своего места. — Роман очень интересный. И насчёт темы Кондрашова тоже права.

— Что за реплики Поляков? Вы своё мнение выскажите, когда я вас вызову!

— Кларисса Дмитриевна, вы не правы…

— Садись, Поляков! Я поговорю с тобой потом! — учительница раздраженно кинула на стол Ане тетрадку.

Сергей и Аня продолжали стоять. Протестуя всем своим видом.

— Я, кажется, сказала, чтобы вы сели!

— Наша дискуссия ещё не закончена! — с вызовом ответил Поляков.

Весь класс молчал, все понимали, что назревает скандал, но никто вмешиваться не решался, боясь Клариссу Дмитриевну.

— Ты собираешься со мной спорить? — резко спросила учительница.

— Вы несправедливы и необъективны! Прочтите вслух сочинение Кондрашовой, и пускай класс решит, какую ей поставить оценку.

— Так… — Кларисса Дмитриевна напряжённо обвела глазами затихший девятый “А”. — Поляков и Кондрашова пошли вон! — ледяным голосом проговорила она.

Аня выпрямилась и с гордо поднятой головой подошла к дверям и лишь там обернулась и поймала на себе взгляд учительницы. Холодный, неприязненный и злой. Девочка хмыкнула и вышла из кабинета. За ней поспешил Поляков.

— Зачем влез? — Анна села на подоконник.

— Хотел помочь…

— Помог?

Сергей засопел, встал напротив Кондрашовой, она болтала ногами и с улыбкой наблюдала за ним.

— Нюра ты очень рассердишься, если я… — вдруг смотря Ане в глаза, сказал он. — Нет, … забудь…

— Что? — насторожившись, тихо спросила Анечка.

— Да так… ничего, — отмахнулся Сергей, отходя в сторону. — Ерунда.

Кондрашова слезла с подоконника и подошла к нему.

— Ну же?

— Можно тебя поцеловать?