Я была сыта по горло. Вскочила на кровать и заорала что есть мочи. Дети (человек десять, и всем давно полагалось быть в ванной) перестали копошиться и в первый раз заметили мое существование; они умолкли и прислушались. До этого я прикидывалась дурочкой, тихоней, а когда мое появление в детском доме перестало быть новостью, меня и замечать перестали, будто я пустое место.

— Так не бывает! — крикнула я. Они вытаращились на меня, а у меня от конфуза перехватило горло. — Ни чудищ, ни гномов нет на свете!

Щеки у меня пылали. Хотелось провалиться сквозь матрас, проскользнуть меж половиц в фундамент дома, рухнуть в глубину земли.

— Кто тебе сказал? — Ответа потребовал мальчик постарше меня, тот самый, который поделился со мной джемом.

Я подбоченилась и вздернула подбородок:

— Папа сказал. Он говорит, чудищ не бывает. — Я презрительно фыркнула. Меня вроде слушали, один или двое даже сели. — Когда мама умерла, мне ночью было страшно. Я все думала: вот придут чудища и заберут меня.

— А что потом? — спросила Салли, девочка с косичками.

Я пожала плечами:

— Не пришли никакие чудища, хотя я даже видела на лестнице их тень.

— А сюда приходят, — сказала другая девочка. Она была младше меня, но платье ее пришлось бы впору девочке раза в два старше. — Только дожидаются, когда мы уснем.

Вдруг почувствовав себя совсем взрослой, я присела возле нее на корточки.

— Если в них не верить, то они и не оживут. Им, чтоб жить, нужны наши мысли. Они кормятся нашим страхом.

— Правда? — Девочка подняла на меня глаза. Очень красивые глаза — карие и кроткие. А кожа у нее была золотистая.

Я взяла ее за руку.

— Правда. Чудищ выдумывают взрослые. — Я обвела взглядом всех детей. — Не верьте — и они не придут.

Было тихо. Только кто-то кашлянул, кто-то шаркнул башмаком по полу.

— Поди расскажи про это Киту Бэгвуду! — раздался чей-то возглас. — На прошлой неделе гномы забрали его, и больше он не вернулся.

— А если кто возвращается, то молчит и совсем ничего не рассказывает. От страха! — зашумели вокруг несогласные голоса. — Пусть бы они пришли за тобой, мисс Всезнайка!

Поднялся общий ропот, дети поддакивали друг другу, а меня стали обзывать дурой, дергать за волосы и щипать.

— Все про вас расскажу! — вопила я, но они и внимания не обращали. Самые противные окружили меня, плясали и распевали мерзкий стишок, от которого у меня мурашки забегали по спине.

— Ябеда-корябеда, ждет тебя беда! Вот собаки придут, твой язык отгрызут!

Слезы так и брызнули у меня из глаз, а они только гоготали. Потом вошла Патрисия, пару раз хлопнула в ладоши, и моих мучителей как ветром сдуло в ванную.

Неужели они правы? Неужели папа меня обманул про чудищ, которых не будет, если я в них не буду верить? Может быть. Он ведь обманул меня про то, что будет приезжать ко мне каждую неделю. Я сложилась пополам и упала на кровать. Зарылась лицом в тощую подушку, за долгие годы пропитавшуюся запахом детских слез, и тихо заплакала.

— Эва… — Патрисия теплой рукой погладила меня по спине. — Почему ты плачешь?

Я нехотя отлепила лоб от влажной подушки.

— Они все говорят, что чудища бывают. И приходят ночью.

— Вы только послушайте, что за глупости! Думаешь, я позволю каким-то чудищам обидеть кого-нибудь из вас?

Патрисия была хорошей, от нее пахло абрикосами. Я тихонько просунула пальцы в ее ладонь. Руки у нее были мягкими.

Я покачала головой:

— Нет, я так не думаю…

Она не моя мама, но, может, я смогу притвориться?

— Мы на ночь закрываем все двери и окна. Никому не пробраться. В Роклиффе ты в полной безопасности, Эва. Поэтому твой папа и попросил нас присмотреть за тобой.

— Папа сказал, что если в них не верить, то никаких чудищ и не будет. Вот я и старалась объяснить остальным…

— Твой папа совершенно прав, — улыбнулась Патрисия, нагнулась и поцеловала меня в макушку. — Ты такая милая девочка, Эва. Верь тому, что сказал папа, и все будет хорошо. А если что случится, приди и скажи мне.

Я насупилась.

— Ябедничать плохо. Ребята говорят, что собаки отгрызут мне язык.

Патрисия с улыбкой покачала головой, прогоняя мои глупые страхи.

— Иди-ка чистить зубы. Пора спать.

Она за руки стянула меня с матраса, и я послушно поплелась за ней в холодную, выложенную плитками ванную, где другие девочки уже вытирали лица. Когда мы с Патрисией вошли, девочки уставились на меня сердитыми глазами.

— Марш отсюда! — скомандовала Патрисия, и все мигом исчезли, как стайка босоногих привидений в нейлоновых рубашках. — Только не долго, Эва. — Она вышла из ванной.

Я с такой силой замотала головой, что дрожь отдалась во всем теле, пробежала по заледеневшим ногам. Не верю… не верю… не верю… — мысленно повторяла я, возя щеткой по стучащим зубам.

Когда я прижала полотенце к губам, когда в дверях промелькнула тень, когда непонятный ветерок занес странный запах, меня осенило: чтобы не верить во что-то, для начала это «что-то» должно существовать.