Я слышу, как он тяжело дышит у меня за спиной. Он разгневан и из-за этого у меня не хватает смелости обернуться и посмотреть на него. Слегка подняв голову, я вижу его правую руку возле моего уха. Но привлекло мое внимание не это, а чернила на его руке. Это татуировка. Я пытаюсь прочесть надпись, но видно только начало. «В каждом твоем…» Чёрт! Любопытство берет верх. Что же там может быть написано дальше? Я поворачиваю голову, и его рука теперь находится наравне с моими губами. Если я высуну язык, то спокойно дотронусь до него. Что?? Я мысленно бью себя за такие мысли. Сейчас я могу отчетливо прочесть всю надпись. Она гласит: «В каждом твоем вдохе — моя погибель». Что это значит? Кому он посвятил эти слова? Медленно повернувшись к нему, я оказываюсь в плену его глаз. Черт! Я пропаду, если не выберусь из этой ловушки.

— Я жду, — напоминает Харви.

Его дыхание наравне с моим. Его губы так и манят меня. Словно услышав мои мысли, он облизывает их. В следующую секунду я отталкиваю его от себя. Я снова могу дышать.

Обернувшись полностью, я замечаю, что он одет во всё чёрное: чёрные узкие джинсы и чёрная футболка, рукава которой немного закатаны. Она обнажает его татуировки на руках. Их достаточно много, но перед глазами лишь одна — она украшает внутреннюю часть его правой руки. Эта надпись не выходит у меня из головы. «В каждом твоём вдохе — моя погибель».

Ремень моей коричневой сумки врезается мне в плечо, от того, что учебники тяжёлые.

— Послушай, мне, и, правда, нужно…

Но Харви не даёт мне договорить: он хватает меня за руку выше локтя и тащит за собой к окну.

— Александра, какого чёрта ты творишь? Мы, вообще-то, целовались на вечеринке Джефа.

— Именно, — с сарказмом в голосе начинаю. — Мы целовались. А потом ты обнимал другую девушку. Или, может, ты случайно спутал её со мной. Учитывая, какой образ жизни ты ведёшь…

— Образ жизни? — насмехается он над моими словами, удачно проигнорировав моё замечание про девушку, которую он лапал.

Я устало вздыхаю и делаю вид, что рассматриваю свои ногти, накрашенные чёрным лаком.

— Ага. Мелисса рассказывала, твои ночи весьма бурные.

И тогда я разворачиваюсь, чтобы уйти прочь, но Харви резко прижимает меня к стене и кладёт ладони по обе стороны от меня. Моё дыхание учащается.

— Что тебе нужно от меня, Харви?

— Ты мне понравилась, чёрт возьми, — процеживает, сквозь зубы он.

— Вот как ты показываешь, что девушка тебе нравится, да? — улыбаюсь я искренне. — Используешь её для своей цели, потом врёшь, что ревновал её к другому парню. А пото-ом, — растягиваю я, — после жарких поцелуев уходишь, чтобы обнять другую женщину? Это так мило.

Харви выглядит растерянным от того, что я сказала. Но когда я поднимаю средний палец вверх и ухмыляюсь ему, его глаза чуть ли не выкатываются из орбит.

— Тебе это, может быть, понадобится, чтобы успевать удовлетворять обеих. — Приподнимаюсь на цыпочках, чтобы сказать ему это прямо в ухо.

Я вижу, как он сжимает челюсть. Я вижу, насколько он зол сейчас. Вены проступает не его шее. И не то чтобы я не испугалась, просто я предстала перед ним стервой, и не хочу показывать, что мне страшно.

Но его напряжение спадает, когда он прижимается своим лбом к моему. Кончиками пальцев перебирает локоны моих волос. Мне нравятся его легкие, нежные касания. Я закрываю глаза от удовольствия, но тут же вспоминаю, что Харви прижал меня к стене. Он неподвижен. Его глаза так же закрыты, а улыбка расплылась на лице. Что ему в голову пришло? Или его забавляет моя стервозность?

В следующее мгновенье он касается губами моего лба. Мои колени подкашиваются. Никто никогда не целовал меня в лоб — даже родители. Ради этого единственного поцелуя я готова простить ему все, лишь бы он снова так сделал.

Харви нежно проводит пальцем по моей скуле, но следующее, что он говорит, возвращает меня в состояние ненависти и неприязни к нему:

— Это пригодится мне, когда я буду трахать тебя.

Я делаю то, что должна — отталкиваю Харви от себя и влепляю ему пощёчину. Его голова дёргается в сторону. Он, наконец, отходит на несколько шагов назад, всё ещё на меня не глядя. Глаза застилает слезами. Почему он такой? Почему он делает что-то прекрасное, а в следующую секунду портит всё? Почему я должна участвовать в этом?.

— Алекси, — начинает он.

Как он меня назвал? Ох, нет. Он уже дал мне прозвище?

— Этого никогда не будет, — обрываю его я.

Выпрямившись, я смотрю на него, и от омерзения к нему мне не хватает воздуха.

— Александра, пожалуйста, — просит он.

— Лишь в твоих грязных фантазиях, ублюдок, — говорю я, толкая его ещё грубее, чтобы он оказался ещё дальше от меня.

— Тебе принести что-нибудь из KFC? — спрашивает Дейзи, прежде чем вылить на себя целый флакон не очень дорогой туалетной воды.

Я специально очень наглядно машу рукой перед носом, и знаю, что Дейзи видит меня в отражении зеркала. Она показывает мне по-детски язык, а я отвечаю ей:

— Да, курочку, пожалуйста, и сырного соуса побольше.

Дейзи издевательским тоном говорит:

— Заберу у них весь сырный соус, детка.

— У тебя денег не хватит, — смеюсь я, грызя ручку и перенося своё внимание на тетради, разложенные на кровати.

— Не я ведь буду платить. — могу поклясться, она подмигнула мне сейчас. — Том купит это всё.