Пифия давала ответ, но не она выбирала вопрос. Его должен был задать один из Владык, чтобы она вынесла решение — но, прежде чем она решала, её пытали. Если Владыки не были согласны с её решением, её пытали снова и снова.

— Вы выбрали меня, потому что я умею выживать, — прошептала я. — Потому что вы видели во мне потенциал стать чем-то большим.

— Мы выбрали тебя, — продолжил Дин, — потому что как минимум один из нас верил, что однажды всё это может начать тебе нравится. Власть. Кровь. Некоторые из нас хотят, чтобы ты приняла то, кто ты есть. Другие хотят, чтобы ты сопротивлялась.

Эта группа следовала очень специфическим правилам. После девяти убийств они останавливались — навсегда.

— Пытая меня, вы переживаете свой триумф. Ты проводишь ножом по моей коже или наблюдаешь за тем, как она покрывается волдырями под огнём. Ты удерживаешь мою голову под водой или заставляешь меня наблюдать за тем, как ты пронзаешь мою плоть металлическим штырём. Ты сжимаешь пальцы на моей шее. Ты бьешь меня, — я подумала о Найтшэйде. — Ты заставляешь меня проглотить твой самый болезненный яд. И каждый раз, когда вы делаете мне больно, каждый раз, когда вы очищаете меня, я узнаю о вас что-то новое. Семь разных монстров, семь разных мотиваций.

Моя мать всегда отлично умела манипулировать людьми. Она зарабатывала на жизнь, работая «медиумом» и рассказывая людям то, что они хотели услышать.

— Некоторыми из нас, — после нескольких секунд размышления, произнёс Дин, — манипулировать проще, чем другими.

Я подумала о Найтшэйде. Когда его поймали, моя мать не приказала убить его. Владыки почти наверняка вынесли этот вопрос на её суждение, но она выдержала — и кто-то из них позволил ей.

— Когда эта группа забрала мою мать, Найтшэйд был в ней новичком, — медленно произнесла я, стараясь обдумать факты — все факты — которые могли пролить свет на их отношения. — Они завершил свои девять убийств за два месяца до её похищения, — я заставила себя снова забраться в голову моей матери. — Он любил соперничать. Был дерзким. Он хотел сломать меня. Но я заставила его хоть чего-то другого. Я заставила его хоть меня.

— Он не мог получить то, чего хотел, — Дин закрыл глаза. Тень от его ресниц падала на его лицо. — Пифия никогда не принадлежала одному мужчине.

— Но один из вас должен был распознать во мне потенциальную Пифию, — произнесла я. Я снова подумала о том, что, когда мою мать забрали, Найтшэйд был всего лишь новичком. — Один из вас выбрал меня, но это был не Найтшэйд.

Я надеялась увидеть что-то ещё, но тщетно. Пустота высасывала мои эмоции, словно черная дыра. Я не помнила, следил ли кто-нибудь за моей матерью. Я не могла вспомнить ничего, что могло бы прояснить то как — или кто — её выбрал. Дин прилег рядом со мной, опустив голову на мою подушку.

— Я знаю, Кэсси. Знаю.

Я подумала о Дэниеле Рэддинге. О том, как он сидел напротив меня и ликовал от мысли о том, что он всегда будет стоять между нами с Дином — с каждым касанием наших рук, с каждым нежным прикосновением.

Сейчас мне не нужна нежность. Судорожно вздыхая, я позволила себе повернуться к Дину. Я не хочу нежности.

Я подалась к Дину, грубо притягивая его к себе. Его пальцы зарылись в мои волосы. Не нежно. Не робко. Моя спина выгнулась, когда он сильнее сжал мои волосы. В один миг я лежала рядом с ним, а в следующий я оказалась на нём. Я поймала его губы своими — грубо и жестко, тепло и реально.

Я не могла спать. Я не могла перестать думать. Не могла спасти Лорел или мою мать. Но я могла жить — даже когда я не хотела, даже, когда было больно. Я могла чувствовать.

ГЛАВА 28

Как и много раз до того, мне снилось, что я иду по коридору к гримерке моей матери. Я видела, как тянусь к двери.

Не заходи туда. Не включай свет.

Не важно, сколько раз мне снился этот сон, я никогда не могла остановиться. Я никогда не могла сделать ничего, кроме того, что я сделала в ту ночь. Нащупать выключатель. Почувствовать кровь на моих пальцах.

Я щелкнула выключателем и услышала негромкое шуршание, словно шелест листьев. В комнате всё ещё было очень темно. Звук становился всё громче. Ближе. И тогда я поняла, что это был не шелест листьев. Это был грохот цепей, которые тянули по полу.

— В игру играют не так.

Комнату заполнил свет. Я обернулась и увидела Лорел. Она держала леденец, напоминающий тот, на который она смотрела, когда я увидела её впервые.

— Вот, как нужно играть.

Чьи-то руки прижали меня к стене. На моих запястьях появились оковы. Цепи скользили по полу, словно змеи.

Я не могла дышать и ничего не видела…

— Ты способна на большее.

Через какой-то миг я осознала, что цепи исчезли. А вместе с ними исчезла Лорел. Пропала гримёрка моей матери. Я сидела в машине. Моя мать сидела на переднем сидении.

— Мама, — слово казалось мне незнакомым.

— Танцуй, — сказала мне моя мама. Одна из её любимых фраз. Каждый раз, когда мы уезжали из города, каждый раз, когда я разбивала коленку. Танцуй.