— Пары недель? — брови Ри взлетели так высоко, что они едва не исчезли в линии роста её седеющих волос. — Кэсси, вы с мамой жили здесь больше года.

Год? Я почувствовала себя так, словно она ударила меня в живот. Я могла простить себе пару забытых недель своего детства, проведенного в постоянных разъездах. Но год? Целый год моей жизни, который мог бы дать полиции зацепку в деле моей матери, если бы я вспомнила хотя бы название города?

— Ты была крохотной, — продолжила Ри. — Где-то шесть лет. Тихой. Хорошо себя вела, не то что моя Мэлоди. Ты её помнишь?

Стоило мне услышать это имя, у меня перед глазами мелькнула маленькая девочка с собранными в хвостики волосами.

— Ваша внучка. Мы дружили.

У меня никогда не было друзей. Никогда не было дома. Такова была правда моего детства.

— Как поживает твоя мама? — спросила Ри.

Я сглотнула и опустила взгляд на стол.

— Она умерла, когда мне было двенадцать.

Ещё одна правда моего детства, оказавшаяся ложью.

— О, милая, — Ри протянула руку и сжала моё плечо. Затем, в деловой манере женщины, вырастившей не одно поколение детей, она обернулась к Слоан с Майклом и приняла их заказы.

Вы знаете, что такое скорбь, — подумала я. — Вы знаете, когда стоит поддержать человека, а когда — не вмешиваться.

Когда Ри отправилась на кухню, Майкл озвучил свои наблюдения.

— Ей нравилась твоя мать, но в ней есть и злость.

Если мы с мамой жили здесь почти год, что заставило нас снова уехать? И какие проблемы моя мать могла оставить после себя?

Получив еду, я могла думать лишь о том, как заставить Ри заговорить. Я должна была узнать подробности — о жизни моей матери в Гейтере, о Мэйсоне Кайле.

Как оказалось, мне не пришлось уговаривать Ри. Когда мы закончили наш завтрак, она пододвинула к нашему столику стул.

— Что привело тебя в Гейтер? — спросила она.

Убийство. Похищения. Столетия постоянных пыток.

— Мы приехали развеять прах матери Кэсси, — ответила за меня Лия. — Тело Лорелеи нашли несколько месяцев назад. Кэсси говорит, что её мать хотела бы упокоиться именно здесь.

Хоть я уже признала, что почти ничего не помню о Гейтере, Лия была Лией, так что Ри поверила каждому её слову.

— Если я чем-то могу помочь, — напрямик сказала Ри, — Кэсси, милая, дай мне знать.

— Есть кое-что, — я ждала этого шанса. — Если мы с мамой провели здесь год, значит, мы жили здесь дольше, чем где бы то ни было. Я почти ничего не помню. Знаю, что маме здесь очень нравилось, но, прежде чем я развею её прах… — на несколько секунд я закрыла глаза, позволяя своему настоящему горю выбраться на поверхность. — Я хотела бы вспомнить, почему.

Я не была и близко такой же хорошей лгуньей, как Лия, но я знала, как использовать правду.

Мы жили здесь дольше, чем где бы то ни было. Я почти ничего не помню. Я хотела бы вспомнить, почему.

— Не знаю, что я смогу тебе рассказать, — Ри была удивительно прямолинейной. — Лорелея была не из общительных. Она приехала в город с каким-то вздорным представлением, заявляя, что она медиум. Она помогала людям «связаться с духами их близких», предсказывала судьбу, — Ри фыркнула. — Городской совет не позволил бы ей остаться надолго, но Марцела Уэйт обожает такие штучки. В этом городе она известна благодаря трём вещам: своей болтливости, мертвому богатому мужу и тому, что она изводит членов городского совета до тех пор, пока не получит желаемое.

Пока что история казалась мне знакомой.

— За первую пару недель твоя мама приезжала сюда дважды или трижды, вместе с тобой. Она была молода. Упряма, хоть она хорошо это скрывала, — Ри сделала паузу. — Я предложила ей работу.

— Официантки? — спросила я. Прежде чем Бриггс завербовал меня в программу «Естественных» я работала официанткой в закусочной. Я гадала о том, могла ли какая-то часть меня помнить, что когда-то этим занималась моя мать.

Ри сжала губы.

— У меня есть плохая привычка нанимать на работу официанток, которые многое повидали за свою жизнь. Большинство из них от чего-то бежали. Я никогда не знала, от чего бежала Лорелея — она не рассказывала, а я не спрашивала. Она приняла предложение о работе. Я выплачивала большую часть её арендной платы.

— Голубой дом с большим дубом, — мягко произнесла я.

Ри кивнула.

— Моя дочь недавно съехала из него. Мэлоди и Шэйн жили со мной, так что я не хотела, чтобы дом пропадал.

Съехала. Тон, которым Ри произнесла эти слова, открыл мне их смыл: она сбежала и бросила своих детей с вами.

Это объясняло, почему Ри могла пожалеть молодую мать одиночку, которая пыталась прокормить свою дочь.

Дом — это не место, Кэсси. Слова моей матери были со мной годами, но теперь я слышала их иначе, ведь — хоть и ненадолго — но однажды у нас был дом.

— Моя мать была с кем-нибудь близка? — спросила я у Ри. — С кем-то встречалась?