За всё время нашего знакомства Дин никогда не заставлял меня забираться в чужие головы глубже, чем я хотела. Он мог усмирить своё желание защитить меня, мог профилировать вместе со мной или не мешать мне — не более. Но сейчас Дин беспокоился не о моей безопасности.

— В твоём старом доме ты почти что-то вспомнила. Что-то, что часть тебя отчаянно хочет забыть. Я тебя знаю, Кэсси. И я не могу перестать думать о том, что ты забыла целый год своей жизни, не потому что ты была маленькой и не из-за какой-то травмы. Только с момента нашей встречи ты пережила множество травм, но никогда ничего не забывала.

— Я была ребенком, — возразила я, ощущая себя так, словно он меня ударил. — Мы с мамой уехали посреди ночи. Мы никому не сказали. Не попрощались. Что-то произошло, и мы просто уехали.

— И после этого… — Дин взял меня за руку, — были только ты и твоя мать. Она — это всё, что у тебя было. Ты была для неё всем, и она хотела, чтобы ты забыла. Хотела, чтобы ты танцевала.

— Что ты пытаешься сказать? — спросила я у Дина.

— Я пытаюсь сказать, что ты забыла о своей жизни в Гейтере ради неё. Не думаю, что твой мозг пытался защитить тебя. Думаю, он пытался защитить единственные отношения, которые у тебя остались, — Дин дал мне осмыслить свои слова и продолжил. — Думаю, ты не позволяла себе помнить свою жизнь здесь, потому что тогда ты бы злилась на неё за то, что она отняла её у тебя, — он сделал паузу. — Ты бы злилась, — продолжил он, — потому что из-за неё у тебя больше никогда не будет чего-то такого. Она сделала тебя центром своей жизни, а себя — центром твоей. А учитывая то, что мы знаем сейчас — о Владыках и о Пифии — думаю, теперь ты боишься того, что ты можешь вспомнить о Гейтере, даже больше, чем когда ты была ребенком.

— И поэтому я говорю о Кейне Дарби в третьем лице? — резко спросила я. Я миновала железные ворота и зашагала по каменной тропинке аптекарского сада. Дин последовал за мной. — Потому что, приблизившись к нему, я приближусь к своей матери? И тогда я могу вспомнить что-то, чего я не хочу знать?

Дин молча шагал за мной.

Ты ошибаешься. Я делала всё, чтобы увидеть свою мать глазами профайлера, а не ребенка. Она была мошенницей. Она сделала так, чтобы я могла положиться только на неё.

Она любила меня больше всех на свете.

На веки вечные. Несмотря ни на что.

— Может я и забыла Гейтер ради неё, — негромко произнесла я, позволяя Дину догнать меня. — Даже когда я была ребенком, я умела хорошо читать людей. Я знала, что она не захочет о нём говорить. Она должна была поверить, что всё это — неважно, что нам не нужны были больше никто и ничто.

Моя мама позволила себе любить Кейна Дарби. Она впустила его — не только в свою жизнь, но и в мою. Судя по остатку моего детства, она усвоила урок.

Что произошло? Почему ты его бросила? Почему ты уехала из Гейтера?

Я замерла перед олеандром. Его красновато-розовые соцветия выглядели обманчиво яркими для ядовитого растения.

— Кейн сказал, что Лия будет в безопасности, — прямо сказала Дину я. — Пока что, — я хотела остановиться на этом, но не смогла. — А ещё он сказал, что я не была бы в безопасности на её месте.

— Дарби не знает Лию, — Дин посмотрел мне в глаза, не позволяя мне отвести взгляд. — Если там ты была бы в опасности, значит, в опасности и она, — этими словами Дин просил меня перестать отступать, просил меня вспомнить. А я могла думать лишь о том, что ему не должно было приходиться просить.

У меня пересохло во рту. Я сглотнула. Затем я начала профилировать Кейна — на этот раз, правильно.

— Однажды моя мать сказала тебе, что она тебя не заслуживает, но она не знала твоих секретов, не знала, какой выбор ты сделал, — когда я произносила эти слова вслух, они становились реальными. Я не сводила взгляда с Дина, позволяя его карим глазам успокоить меня, даже когда я чувствовала, как вся моя жизнь — всё, что я знала о мире — рушится у меня перед глазами. — Ты сказал, что не заслуживаешь её, не заслуживаешь нас. Но ты этого хотел — хотел иметь семью. У тебя хорошо получалось о нас заботиться, — мне было больно говорить об этом, и я понятия не имела о том, почему. — В твоём прошлом должен найтись осколок этого желания, зернышко того, что значит быть семьей. Если забыть о верности, честности, покорности и других громких словах, которыми полнилось твоё детство, ты заботился о людях. И из-за этого ты совершал ужасные поступки.

Кейн Дарби наказывал себя десятилетиями. Возможно, когда он встретил мою мать, он позволил себе поверить, что этого было достаточно. Что он может быть с ней. Может получить семью.

Но твоя семья никогда тебя не отпустит.