– А раньше здесь по соседству была Восточная Пруссия, – посмотрев вдоль берега, вдруг проговорил Егорыч. – Эх, сколько народу там полегло в войну, братцы!.. В сорок пятом нам наступать надо. А ни карт, ни разведданных… Наши разведгруппы забрасывали в тыл врага… Сколько наших ребят тут осталось!.. Какие хлопцы золотые в землю легли!

– Деда, расскажи! – потребовал Родька.

– Пока мы на своей земле воевали, мы в каждой избе могли помощи попросить и нам её охотно оказывали. А Восточная Пруссия – это немецкая земля. И это был настоящий враг. Ох, пруссаки нас не любили. Каждый крестьянин в поле враг.

– Что, даже гражданские? – удивлённо спросил Фирдаус.

– В каждой семье кто-то на фронте побывал. Они все прекрасно знали, какие зверства на нашей земле фашисты творили. Они прекрасно понимали, что мы имеем полное право с ними не церемониться. А самое главное, у них у всех славянские рабы были, с которыми они обращались хуже, чем со скотиной.

– Серьёзно? – удивился Фирдаус.

– Знаешь, сколько народу они в Германию угнали? Миллионы! И всех в рабы пристроили, – грустно глянул на него старый. – А на оккупированной территории тоже не сахар – чуть что не так – в концлагерь. Немцы, в том числе и гражданские, понимали, что придётся за всё это отвечать и защищались изо всех сил. Наши разведчики могли рассчитывать только на себя. Работать приходилось скрытно. Только собирать разведданные и наводить авиацию. Но всё равно, почти все там и остались, – глядя за горизонт, вспоминал Егорыч. – Тысячи разведчиков тут полегло. Больше двух тысяч забросили в тыл к врагу, девяносто процентов из них погибло… Точные цифры узнал уже после победы… Причем опытнейшие солдаты были, некоторые из них всю войну прошли, и выжили. Пока здесь не пошли в разведку. А почему так – спрятаться негде! У них на каждом хуторе телефон, болот мало, леса нет, в нашем понимании, чтобы был дремучий, а то, что у них лесом зовется, все равно что наши парки. На квадраты просеками разбиты. Везде патрули. Радиопеленгаторы. При малейшем подозрении квадрат блокируют и прочёсывают с собаками…

– Страшно было? – заглядывая деду в глаза, спросил Родька.

– Очень, – грустно улыбнулся старый.

– Как же вам удалось выбраться? – спросил Фирдаус, давно догадавшись, что Егорыч лично через всё это прошёл.

– В кустах залёг при облаве, – наморщив лоб, сказал он. – Метрах в двух мимо меня фрицы прошли. Как тебя их видел. Собаки у них были, но табак очень хорошо от них помогал. Понюхает собака следы, табаком обсыпанные, и все, долго уже по следу идти не в состоянии.

– У-уух! – передёрнуло Родьку от ужаса.

***

В пятницу проснулся позже всех. Видимо, накопилась усталость в организме. Гончаровы вчера уговорили Фирдауса остаться у нас и с утра съездить на его машине на разведку в какое-то место, где, как они предполагают, должно быть море рыбы. Пусть развлекаются. И для Фирдауса разнообразие. Вдруг ему рыбалка понравится?

Ближе к одиннадцати подтянулись Шадрины. Маша предложила Галие чуть-чуть пройтись, пошёл с ними, хотелось больше времени с женой провести, завтра уже уезжать. В понедельник у меня начнётся гастроль по Подмосковью, последняя за это лето и, надеюсь, вообще. Надо будет ещё с Ионовым об этом поговорить. Взять и резко отказаться, конечно, можно. Но, вдруг, я ему там какую-нибудь статистику сильно испорчу? Надо будет сделать так, чтобы он успел к новым условиям работы со мной подготовиться.

Вечером ходили звонить в поликлинику в Клайпеду. Всё у нас хорошо. Следующая явка к врачу через две недели. А следующая уже в Москве будет.

***

Париж.

Аиша прекрасно говорила по-французски. Слишком хорошо. Девочкам, даже, замечание в парке сделала продавец мороженного.

– Так никто не говорит, как вы, – объясняла она. – Так только дикторы по телевизору говорят, когда новости читают.

Девушки не поняли её претензий.

– Это надо прожить тут, хотя бы полгода, – объяснил Амаль, когда они ему пожаловались, – чтобы понять, о чём она вам сказала. Ничего, не расстраивайтесь, по вам же видно, что вы иностранки, вам можно.

Ну по Аише, действительно, видно, что она иностранка, – обиженно подумала Диана. – А я-то чем от француженок отличаюсь?

***

Москва. Один из ресторанов при гостинице Россия.

Как и договаривались, Бортко принёс копии материалов на всё окружение Захарова и на него самого. Он специально велел убрать из отчёта по Ганину прямые данные о том, что он крысятничал у своих же и что это он сдал все их расклады.

Мало ли что, – подумал Бортко. – Ганин ещё может пригодиться. А если Захарову сказать всё, как есть, вряд ли Ганин на своём месте усидит.

Однако Захаров, просмотрев все материалы тут же в ресторане, выделил именно досье Ганина и прочёл его несколько раз. По его лицу Бортко понял, что Захаров и сам обо всём догадался.

– Вот, паскуда! – зло прошипел Захаров, небрежно швырнув отчёт на Ганина сверху на общую папку.

– Что-то не так? – прикинулся валенком Бортко, наблюдая, как у Захарова на виске вздулась вена и желваки заиграли.

– Я эту крысу самого за Можай загоню!

– Тихо-тихо! – оглянулся по сторонам Бортко. – Главное, не принимать поспешных решений.