Мне сейчас было нужно побыть одной. Справиться с нахлынувшими чувствами. И, черт возьми, привести себя в порядок, встряхнуться и попытаться «сохранить лицо». Моя бабушка неустанно повторяла: «Мы, женщины, слишком уникальны, чтобы лить слезы из-за мужчин. – Потом, правда, замолкала и добавляла: – Если только мужчина не стоит наших слез». Так вот, мне в данный момент срочно требовалось определиться с вопросом – стоит ли Мыр моих слез…

Когда в комнату вошел Магриэль, я сидела на широком подоконнике и водила пальцем по стеклу, не в силах решиться на что-либо, но чувствуя себя покинутой и осиротевшей. Я отчаянно пыталась накрутить себя, чтобы хоть злостью перебить душевную боль.

А чего хотела? Чтобы он признался мне в вечной любви, да? И мы жили долго и счастливо? С троллем? С зеленокожим и уродливым? Бролликов заводили? Миловались-целовались?!

Да. Нет! Не знаю…

Сильно хотелось плакать, но слез не было. Только сухие спазмы раздирали легкие. Нос и глаза, если честно, все равно распухли до безобразия. Мне и самой видеть отражение в оконном стекле было противно. Так мне и надо, идиотке! А нечего за троллями бегать!

– Леля, – начал Магриэль, подходя ближе, – я могу чем-то помочь?

– Ты? – Я отвернулась на секундочку, а когда повернулась к нему уже почти невозмутимым лицом, то удивленно подняла брови. – Чем? На аркане его обратно приволочешь?

– Не совсем так, – грустно улыбнулся эльф. – Боюсь, на такое действие у меня не хватит сил, но попробовать найти его я могу. Ты тут ужасно потерянная сидишь… не привык тебя слабой видеть.

– Зачем? – Я задала очевидный вопрос. Пояснила, давя внутреннюю гордость и пробуждая едкую, выжигающую горечь: – Он сам ушел, не попрощавшись. Понимаешь, САМ! А насильно мил не будешь, как утверждает мама Мума. И я ей почему-то верю.

– Может быть, ты неправа, мало ли?.. А вдруг все не так, как ты думаешь? – тихо поинтересовался брюнет, ласково беря меня за руку. – Не способен Мгбррыр тебя без единого слова на произвол судьбы оставить. Не в его характере… Не думай о нем плохо преждевременно. Может, все выяснится?

– А что я думаю? – вполне мирно полюбопытствовала я, отбирая руку.

Мужчина беспрекословно вернул конечность хозяйке, потом немножко помялся, видимо не зная, как я отнесусь к его соседству, и нахально пристроился рядом на подоконник.

– Мне кажется, ты думаешь, что тебя бросили, – сказал мне на ухо, словно дунул.

– И в кого ты такой умный? – Я слегка отстранилась и бесцеремонно посмотрела в упор на непрошеного психотерапевта. – В маму или папу?

– В обоих сразу, – солнечно просветил меня Магриэль в отношении своей наследственности. – А разве я неправ?

– Нет! Тебе наврали! – категорически отвергла я утверждение самоуверенного нахаленыша, но, поскольку бессмысленно лгать было противно моей природе, я все же изменила ответ: – Ну… вообще-то – да!.. – Потом вдруг подумала, что нечего тут перед всякими душу наизнанку выворачивать, и решила поступить «ни нашим ни вашим»: – Не знаю!

– Понятно, – кивнул эльф. – Поговорить по душам с противным эльфом ты не хочешь.

– Молодец! – похвалила я умника. – Возьми с полки пирожок! И дай мне, пожалуйста, побыть одной. Видеть вас не могу.

– От мучного портится фигура, – лукаво заметил Магриэль, изящно спрыгивая с подоконника. Отошел в сторонку и насмешливо присовокупил, взмахнув длинным рукавом с кружевной манжетой: – А от слез опухают глаза и появляются новые уродливые морщины.

– И что? – Я подозрительно уставилась на него, справедливо ожидая подвоха после финальной реплики. – Тебе какая разница?

– В гарем не возьмут, – спокойно заметил ушастик, бочком продвигаясь к двери вдоль кровати и подло подхихикивая, – и денег не получишь!

– Ах ты, жмот ушастый! – задохнулась я от возмущения. – Да пойду я в ваш гарем, не переживай! Сейчас пострадаю немного, успокоюсь и тотчас пойду!

– Гарем вообще-то не наш, – флегматично поправил меня хитрый Магриэль уже около двери, – а князя диэров. И после обеда нас ждут! Так что времени тебе на душевные муки и глубокие женские переживания – до обеда.

– Спасибо, заботливый ты мой, – фыркнула я, отворачиваясь. Как бы там ни было, благодаря усилиям брюнетистого ушастика плакать расхотелось.

– Всегда пожалуйста! – ответили мне в тон и вышли за дверь. Уже оттуда я услышала кусочек занятного диалога: – Мадам, может, вы в состоянии помочь?

– А в чем дело? – пробасила мама Мума, шоркая по коридору чем-то вроде метлы.

– А у нас Леля в большой печали, – пояснил брюнет.

Подлец! Взял и заложил! И не стыдно ему ни капельки. Ну, пакость лопухастая…

– Почему? – не поняла трактирщица.

– Ее бросил тролль. Теперь она льет слезы на ваш подоконник и собирается размазывать сопли по вашему оконному стеклу. Заметьте, мадам, платки она категорически не признает, зато любит занавески. Так что подключайтесь, если не хотите внеплановой генеральной уборки и дальнейшей порчи вашего имущества. Леля в горе неукротима!

– Бедная девочка! – сочувственно произнесла Мума. – Сейчас приду. – Скрипнули деревянные половицы, и она утопала вниз по лестнице.