– Я пришел по просьбе сиятельной княгини, – в очередной раз почтительно поклонившись и прикладывая руку к сердцу, сообщил нам воевода, – и по велению долга, чтобы обменять своего князя на себя.

– А это кто? – показал на пленника в чадре князь, глядя на меня с немой укоризной.

– Запасной вариант, – поделился Несгибаемый, скидывая на землю мычащую «мумию». – На тот случай, если я не подойду. – Скорбная тень глумливой усмешки. Исключительно над собой.

– Ну должна же я была хоть что-то для тебя сделать, – смущенно пробормотала я, пряча свое лицо у мужа на груди. На его молчаливый упрек попыталась оправдаться: – И потом, Коррадо добровольно согласился, когда вник в суть проблемы…

– Все, что тебе нужно было, дорогая, – включил первостатейного зануду Ладомир, – просто подождать, когда Лилит надоест забавляться и она меня отпустит. Но ты…

Я разозлилась до чертиков, до полного умопомрачения. В голове ледоколом проплыло знаменитое латинское выражение Bellum omnium contra omnes, тараня и ломая все остальные мирные и гуманные соображения, – то бишь «Война всех против всех». Вот этого не надо. Совсем. Такого даже я не выдержу. Никакие отношения не выдержат.

Я почувствовала себя очень и очень скверно, словно наплевали в душу. Еще одно слово, и сейчас кто-то договорится до охренительных неприят…

– Радо?! – раздался взволнованный голос Лилит. – Радо, это правда ты? – Ее огромные глаза вспыхнули, в них появилось странное, несочетаемое выражение безумной радости и ненасытного, дикого голода.

– Хель? – прошептал Коррадо, разворачиваясь к суккубше. И бросился к ней, разрывая голыми руками красные нити и вызволяя агрессора в юбке. Его пальцы и ладони заалели, запузырились, почернели полосами страшных ожогов, но диэр этого, кажется, не заметил вообще. – Боги, я тебя все-таки нашел!

– Мне так кажется, – осторожно поделилась я наблюдением с мужем, рассматривая парочку, – что они уже знакомы.

– Радо! – цеплялась за широкие плечи мужчины Лилит, всхлипывая. – Я уже и не чаяла когда-нибудь тебя увидеть. Ты тогда так внезапно исчез… Я прождала тебя четыре месяца, выплакала все глаза, буквально озолотила всех окрестных гадалок и оракулов, но они все, как один, клялись, что ты жив, просто меня забыл.

– Прости меня, любовь моя, – вытирал ее слезы Коррадо, – прости! Меня тогда позвал долг. Я не мог, не имел права остаться, хотя очень сильно хотел. А потом был серьезно ранен в магическом поединке, – он сглотнул, – практически искалечен и не дружил с головой. Когда все-таки восстановил способность к перемещениям и примчался в наш маленький уютный домик – тебя в этом приморском городке уже не было, и никто не мог подсказать, где тебя найти. Ходили темные слухи, что ты бросилась в море с самой высокой скалы. Каждый год в день нашей разлуки я бываю там. Я так виноват перед тобой. Вся моя последующая жизнь была долгим изматывающим поиском…

– Прошу прощения, – кашлянула я, испытывая некоторую неловкость из-за того, что прерываю воркующую парочку. – Мы можем идти?

– А?.. – замутненными глазами взглянули они на нас.

Я замерла и забыла закрыть рот, хотя вроде бы уже ничему не должна удивляться. Коррадо изменился. Диэр как будто переродился и скинул с плеч долой лет пятнадцать, если не больше: исчезли уродующие благородный лик багровые шрамы, разгладились глубокие складки у рта и морщины вокруг глаз и на лбу. Искалеченная рука стала здоровой, свежие ожоги вообще ушли; разбитое шишковатое колено, заставляющее его хромать, восстановилось. Волосы стали гуще, в них пропала седина. Даже взгляд изменился, в нем появился огонь, блеск, жажда жизни. Перед нами предстал потрясающе красивый тридцатилетний мужчина в самом расцвете сил.

Это такое диэрское волшебство, о котором он мне тогда говорил, да?

Лилит тоже изменилась. Пропала агрессивная вульгарность, проявилась гибкость и плавность движений. Ее фигура стала более стройной, хотя до стандартов манекенщицы ей было еще худеть и худеть. Над ухом появилась розетка из алых полураспустившихся роз. Выражение помолодевшего сияющего лица было такое, словно она сейчас обрела целый мир. В глазах, затененных полуопущенными ресницами, застыл томный, чувственный призыв. Я прямо ее не узнавала! Перед нами стояла страстная, пламенная женщина в пышном рубиново-алом платье, одинаково готовая к танцу и сексу. Ну прямо картина «Кармен»!

– Прошу меня извинить, – смутилась я, не отпуская Ладомира, – но не могла бы Лилит освободить моего мужа от клятвы, если уж у нее теперь есть свой собственный ручной диэр?

Она засмеялась привлекательным кокетливым горловым смехом, больше похожим на мурчание сытой кошки.

– Освобождаю, – отмахнулась от нас знойная брюнетка, обвиваясь вокруг Коррадо и вцепляясь в него всеми конечностями. Шикнула на нас: – Кыш отсюда, у меня уже начался медовый месяц длиною в жизнь!

В мгновение ока Коррадо подхватил свою даму на руки, и Лилит с диэром куда-то перенеслись.

– Спасибо! – порадовалась я за нее и за себя. За нас. Лицо диэра передо мной расплылось, потеряло резкость, и я облегченно размякла.