Даже на меня, имеющего опыт посещения самых разных питейных заведений, бар на «Грузии» производит самое благоприятное впечатление. Обилие хрома и кожи, сделало бы честь любому подобному месту от Манхэттена до Сан-Франциско.

«Интуристовская» Таня даже слегка робеет от подобного интерьера, хотя, казалось бы, должна быть привычна к таким местам.

А вот Григорий оказывается практиком и больше интересуется прейскурантом алкоголя, а не внешним антуражем.

— За успех нашего предприятия! — поднимаю я коктейль.

Татьяна поддаётся уговорам и берёт бокал «маргариты» для храбрости. Храбрость ей, оказывается, нужна для второго и третьего бокала. Гриша глушит виски с профессиональной суровостью.

Я потихоньку начинаю пропускать тосты, чтобы направить энергию нашего разогнавшегося трио в нужное русло.

— Давайте танцевать, Фёдор, — невпопад предлагает Таня. — Вы знаете, вы мне поначалу не понравились… думала, вы сухарь, а вы совсем нет… Почему никто не танцует?

Она начинает приплясывать на месте, время от времени дёргая меня за рукав.

В баре действительно играет какая-то джазовая импровизация, способствующая созданию настроения общей беззаботности. Но для танцев ещё слишком рано, поэтому порывы Татьяны выглядят преждевременными.

— Фёдор наш человек, — одобрительно говорит Гриша. — Я бы с таким на любые съёмки поехал.

— Не неси ерунды, — перебивает его Таня, — мы уже на съёмках… Фёдор, а у вас есть идеи? Какая вкусная эта розовая штука… Как она называется… Можно мне ещё одну?

— Маргарита, — говорю. — Можно, Танечка, для тебя что угодно. В плане идей, конечно, они есть. Давайте размышлять, буклет, для кого делается?

— Для интуристов, — Таня поражается моей недогадливости.

— Значит, и фотографировать на него мы должны интуристов, — поясняю я. — Так, читатели сразу поймут, что такие же, как они — Джон, Пол или Фред — отлично отдыхают на советском теплоходе. Тогда этому Фреду захочется отправиться в плавание.

— А какая разница, интуристы или нет? — удивляется Таня. — Разве это заметно?

— А ты посмотри, — предлагаю я.

— У них пуз нету, — нетрезвым голосом заявляет Гриша, — физкультурники, что ли, все?

Вопреки советским плакатам, изображающим представителей западного мира толстенькими коротышками, большинство интуристов на борту действительно худые стройные и поджарые. Причём в основной массе — мужчины.

Вероятно, для жителей Запада поездка в СССР воспринимается всё ещё с долей авантюрности, и решаются на неё не любители семейного отдыха, а искатели свежих приключений.

Со стороны кажется, что наша компания пошла в разнос и никакого толку от моей идеи сегодня точно не будет. В лучшем случае — завтра, и то, если хорошо проспимся.

Ну так может предположить только тот, кто мало знаком с творчеством. Как раз в такие минуты порыва и душевного бурления рождаются шедевры.

— Пошли, после очередного тоста я хватаю Татьяну за руку и веду за собой.

— Танцевать? — спрашивает она.

— Буклет готовить.

Мы останавливаемся возле высоченного парня, прямо такого хрестоматийного ковбоя в широкополой шляпе, которую он не снимает даже загорая, просто кладёт, прикрывая физиономию.

— Знаешь, парень, люди делятся на две категории… — произношу я по-английски, изображая тягучий акцент.

— Одни загорают, а другие приходят им мешать, — отвечает он.

— Сразу видно настоящего ковбоя, — говорю. — Ты из Техаса или северной Дакоты?

На самом деле я из Милана, Анжело Пирелли, — он смеётся и протягивает руку. — Но это секретная информация. Вот для тех красоток я — Дикий Билл.

— Могила, друг, — отвечаю. — Я Фёдор. Хочешь познакомиться с ещё большим количеством красавец? С самыми красивыми девушками на этом лайнере?

— Ни слова больше! — вскакивает он. — Что надо делать? Веди меня, к водопою, шериф!

Анжело, оказывается, потомственным работягой, а также фанатичным поклонником спагетти-вестернов. Этот отдельный вид киноискусства расцвёл в Италии в прошлом десятилетии и продолжает пышным цветом благоухать и сейчас.

Несмотря на ироничное название, в итальянских фильмах о Диком Западе сделал свою звёздную карьеру Клинт Иствуд.

А лучший вестерн всех времён и народов на мой, разумеется, вкус, «Хороший, плохой, злой», снят отнюдь не в Голливуде, а на итальянской студии Чинечитта и в испанских пустошах.

Отец Анжело был профсоюзным активистом и был знаком с самим Тольятти, так что истории про ковбоев переплетались в детстве маленького Анжела с рассказами о самом справедливом государстве на свете.

Так что, не накопив на поездку в Техас, Анжело воспользовался вторым направлением.

— Это потрясающее дружище, Советский союз, и правда воплощённая мечта, — восхищается он.