— И у меня снова к тебе вопрос, Жорж. Кто ты если не придурок? Мне деньги для игры с твоей Ириной передал товарищ с точно такой же причёской как у её куратора. Ботинки и костюм у него тоже точно такой же. И ты понимаешь, что с тобой сделают уже мои кураторы? Или тебе надо во всех подробностях рассказать, что они тебе сначала отрежут, а что потом?

Ай да я! Ай да Фёдор Михалыч, ай да сукин сын! На Жоржа любо дорого глядеть! Поплыл он, как есть поплыл. Его амбалов можно не считать, они сейчас мебель. В этой скрытой сумраком комнате мы вдвоём. И именно я хозяин положения. Даже несмотря на то, что всё ещё сижу на этой убогой табуретке связанной.

— Ну что, Жорж? Так и будем играть в партизана на допросе? — учитывая, что связан именно я этот вопрос звучит потрясающе убедительно в своём абсурде, — или будем разговаривать?

— Будем, — раздался откуда-то новый голос, — только не с ним, а со мной.

Новый участник моего дежавю невысок ростом и даже горбат. Чем-то он похож горбатого из бессмертной классики Говорухина и братьев Вайнеров. Только плечи у него куда уже и голова не седая.

Но голос, голос очень похож на тот, которым наградил своего героя, вернее, наградит, гениальный Джигарханян. Такой же глубокий, чуть надтреснутый и угрожающий. И судя по тому как дернулся Жорж и как занервничали его амбалы именно горбун тут главный и Жорж его очень сильно боится. Буквально до колик.

Да твою мать! В животе у моего грузинского пленителя предательски заурчало, а потом он издал ещё более позорный звук.

— Жоржик, — хоть это и опасно, но я не мог проигнорировать такое поведение Жоржа, — ты чего? Держи себя в руках и даже не думай тут обделаться! Вам-то что? Взяли и вышли. А мне сиди тут потом да наслаждайся букетом ароматов твоего кишечника.

— Георгий, выйди, не позорь себя окончательно, — сказал горбатый.

Бледный как смерть Жорж бочком пробрался мимо него и выскочил за дверь, — а вам что? Особое предложение нужно? — Это уже к амбалам моего похитителя, — вон! Все вон!

Пять секунд и вот уже в комнате я наедине с горбатым. Ну и, само собой, отголосок последней трапезы Жоржа. Но горбатый с ним справился очень просто. Подошёл к дальней стене и что-то включил. Тут же откуда-то сбоку потянуло свежим воздухом. Неплохо живут грузинские урки, кондиционер у них тут.

Хотя учитывая то, какая коррупция опутывала в советские времена Закавказье и то, что производство этого буржуазного излишества налаживается на Бакинском заводе то ничего удивительного. На холмах Грузии уважаемые люди всегда умели жить.

Горбатый меж тем взял стул, поставил его передо мной спинкой вперёд и сел, облокотившись на неё.

— Значит, это у тебя деньги, которые должен мне Георгий, — сказал, именно сказал, а не спросил он, — сам отдашь или сначала на ремни тебя порезать? Смотри, москвич, если будешь кочевряжиться, то смерть тебя ждёт страшная, лютая.

— Что-то вы с Жоржем, уважаемый товарищ, плохо свои роли отрепетировали. Он был плохим полицейским, а вы, стало быть, хороший. Но что-то я не вижу этого. Всё те же угрозы. И я, пожалуй, повторю вопрос, вернее, его суть, который задал Жоржу. Вы хоть понимаете, с кем связались? Вы понимаете, что с вами будет, если со мной что-то случится?

— Да ладно тебе москвич, хватит комедию ломать. Никакой ты не КГБшник и ты не работаешь на комитет. Если бы ты работал на КГБ, то знал бы кто я такой. Все, кто работает на Чёрном море, знают, кто такой Пётр Багратион. Абсолютно все. Но не ты. Так что можешь прекращать свою бутафорию и отвечать на вопрос. Где мои деньги?

— Я так думаю, что они в сберегательной кассе, — ответил я, — ну не все, конечно, но часть точно там. Насчёт остального не уверен. Наверняка что-то вы храните у себя под кроватью, что-то в сливном бачке унитаза или, мы же в Грузии, в подвале вашего наверняка большого дома. Я буквально вижу эту картину, сырой каменный подвал, покрытые благородной плесенью бутылки вина, разлитого ещё во времена отца народов, а может быть и раньше и совершенно обычные, наши советские трёхлитровые банки. В которых закатаны материальные ценности. Драгоценности, камешки, валюта и родные советские рубли. У какого-нибудь калужского колхозника в погребе огурцы с помидорами, а у тёзки, у вас отчество случаем не Иванович, золото. Думаю так.

Опасно так разговаривать с этим бандитом? То, что передо мной бандит я не сомневался.

Конечно, опасно! Ещё как! Смертельно опасно.

Но раз уж он вот так вот на раз два понял, что я Жоржу вешаю лапшу на уши, то что делать? Как говорится в одном известном анекдоте, который очень в тему учитывая недавние ароматы, концепция изменилась.

И да, это работает, хотя бы временно.

Горбун рассмеялся и полез во внутренний карман своей неказистой жилетки. Достал оттуда пачку Казбека, а что ещё ему курить и, вынув папиросу, спросил:

— Куришь?

— Со связанными руками я, пожалуй, воздержусь, иначе очень уж сцена будет похожа на что-то из дешёвого шпионского фильма. Последняя сигарета перед казнью.